В. АНДРОСОВ, М. МЕЩЕРЯКОВ, бойцы 4-й дивизии народного ополчения Куйбышевского района

Январский день подходил к концу. Погода стояла пасмурная. Ветви деревьев, покрытые толстым слоем снега, сгибались от тяжести. Ополченцы одного из подразделений 4-й дивизии народного ополчения вели бой в районе д. Щекутино. На правом фланге впереди роты находилась высота, господствующая над местностью. Потеря ее поставила бы полк в исключительно тяжелое положение. Ее обороняли 17 бойцов во главе со старшиной Охапкиным. Высота покрылась воронками от взрывов снарядов. Снег превратился в грязное месиво. Связь между подразделениями была нарушена. Длительное время в роте не имели никаких известий от Охапкина. Командование пыталось связаться с его группой, но бойцы, попадая под сильный обстрел, не доходили до высоты.
Командир роты В. Ронжинов и политрук В. Пашухин нервничали. Требовалось во что бы то ни стало добраться до Охапкина. Пашухин сказал:
— Знаешь, Ронжинов, я пойду сам. Выясню там обстановку. Тогда решим, что предпринять.
— Объясни ребятам: большой помощи пусть не ожидают, — напутствовал Ронжинов.
Пашухин стал пробираться к высоте. Прополз метров 300. Вдруг его накрыл пулеметный огонь. Пашухин заметил огромную сосну: на ней находился наблюдательный пункт противника. Стало ясно, что до наступления темноты придется отлеживаться в лощине. Он устроился поудобнее и предался размышлениям.
Вспомнились первые дни ополченской жизни, боевое крещение и совсем недавнее прошлое — семья, отец и дед. Все они работали на одном заводе. И его жизнь тоже крепко была связана с цехом, с друзьями-комсомольцами. Он работал и учился. Имел рабочий Василий Пашухин заветную мечту — стать инженером. Отец и дед даже мечтать об этом не могли.
Теперь же, лежа в лощине, Пашухин, ставший в армии членом партии и политработником, думал о том, какую ответственность несет он за тех товарищей, которые там, на высоте, преграждают путь врагу к родной Москве. Нет, не дождутся фашисты победы под Москвой. Каждый день растет наше сопротивление.
Пашухин опять пополз к высоте. Разгребая снег руками, он метр за метром продвигался вперед. Не раз совсем рядом рвались мины, и осколки, свистя, пролетали над головой. Полушубок был прострелен в нескольких местах. К тому же он намок от снега и стал тяжелым. Но Пашухин не замечал этого. Изредка он поднимал голову и смотрел вперед, чтобы не сбиться с пути.
— Теперь возьмем немного левее, — говорил самому себе Пашухин, — вон к той ямке, а там и высота.
Скатившись в воронку от снаряда, он лег на спину. Но отдых его продолжался недолго. Грохот боя, бушевавшего рядом, подтолкнул его, и он пополз снова.
«Быстрей, быстрей. Только бы не подбили меня, добраться скорее до высоты. Взвод сутки без связи ведет бой», — билась мысль. Пашухин понимал, что его присутствие на высоте совершенно необходимо.
Было уже поздно, когда он дополз на высоту. Земля, развороченная и вспаханная взрывами, перемешалась со снегом. Бойцы взвода и сам Охапкин отдыхали в окопах. Они только что отбили атаку фашистов. Неподалеку лежали убитые ополченцы. А на склонах высоты валялись трупы гитлеровцев.
Пашухин подполз к Охапкину.
— Ну, спасибо, что к нам добрались, — сказал старшина.— Пока держимся. Людей, правда, осталось немного. Всего двенадцать человек. Да еще двое раненых. Остальные убиты. Немного подождем и, если фашисты не будут наступать, будем хоронить товарищей.
— Да, потери есть, — сказал Пашухин. — Вы, товарищ Охапкин, оставьте у пулеметов наблюдателей и соберите людей сюда. Поговорим о создавшейся обстановке.
«Надо сразу послать в роту связного,—подумал политрук. — Сам останусь здесь. Людей мало, но высоту надо удержать».
Узнав о приходе Пашухина, бойцы обрадовались. Раз политрук добрался до высоты, значит командование думает о них. Пашухин в темноте не мог разглядеть лица бойцов, но некоторых он узнал по голосу. Сражались бок о бок. Вот сержант Самошкин. Не раз он отличался в бою. До войны работал в одном из наркоматов. Жизнь этого молодого паренька очень походила на судьбу Пашу-хииа. У него тоже отец и дед работали на заводе. Оттуда Самошкин пришел в наркомат.
Вместе с ним сидел на земле рядовой П. А. Петров — пожилой солдат, участник гражданской войны. Пашухин знал, с каким душевным волнением говорил П. А. Петров о жене и дочери. Перед началом войны они уехали на Украину и оказались на территории, оккупированной врагом. Два сына Петрова сражались на фронте.
А вот боец Сумкин. Он не был ополченцем. В дивизию попал вместе с пополнением, пришедшим под Наро-Фоминск. Сумкин родом из Рязанской области. До войны работал счетоводом в колхозе. Сумкин с самого начала проявил себя отменно. В первом же бою он под сильным артиллерийским обстрелом вытащил с поля боя тяжело раненного командира взвода Ушакова. В следующем бою прикрыл своим телом Пашухина, когда они вместе попали под пулеметный огонь.
Возвратился Охапкин. После ранения лейтенанта Ушакова он стал командовать взводом. Солдаты ему верили и любили его. То, что он говорил, являлось для них законом. Вот и сегодня еще до прихода Пашухина Охапкин, переползая от одного бойца к другому, говорил:
— Некуда отходить. Команды на это не давали. Будем держаться. В трудную минуту помогут.
Он говорил так уверенно, что ни у кого не возникало сомнения: когда командование сочтет нужным и необходимым, помощь придет.
Теперь эти люди, собравшись вокруг политрука, с надеждой смотрели на него и ждали, что он им скажет. Пашухин тихо рассказывал, в каком трудном положении находится полк.
— Дальнейшая судьба нашей части зависит от нас. Если высота будет удержана до подхода резерва, вы сделаете великое дело. Стоять насмерть приказывает собственная совесть. Драться и не оглядываться назад. Позиция наша выгодна, и мы не уйдем с нее.
Бойцы слушали напряженно.
— То, что я говорил, относится к каждому из вас. Относится это и ко мне. Я пришел сюда не только для того, чтобы передать вам приказ командования. Я остаюсь с вами, мы вместе будем защищать высоту.
Теперь каждый думал лишь о том, что кусочек родной земли, который они занимают, не должен достаться врагу.
— Товарищ политрук, — негромко сказал П. А. Петров, — будем стоять здесь до конца. Мы высоты не отдадим…
От волнения голос его прервался. Потом он продолжал:
— Только через наши трупы пройдут фашисты… Начал говорить Охапкин, но первые же его слова были прерваны. Гитлеровцы решили в ночном бою овладеть высотой и открыли огонь.
— По местам! —; громко крикнул политрук. — Без команды огня не открывать. Ополченцы! Приготовить гранаты! Главное — не торопиться, спокойно бить врага.
Пашухин послал Охапкина на левый фланг, а сам остался на правом у пулеметного расчета.
Белые склоны высоты просматривались очень хорошо. Под прикрытием артиллерийского огня показались цепи гитлеровцев. Тяжело ступая по глубокому снегу, они двигались вперед. Пригибаясь, фашисты подошли к высоте и стали подниматься вверх. Артиллерия противника затихла.
Пашухин громко скомандовал:
— Огонь! А ну-ка, поддай жару, чтобы знали наших, советских! Мы их сейчас угостим.
Высота сразу ожила. Выбрасывая сотни пуль из пулеметов и винтовок, бойцы ударили по фашистам. Бой продолжался всего несколько минут. Противник сначала залег, а затем, не выдержав огня, стал отходить.
— Что, не понравилась закуска? — кричал в ожесточении Пашухин. — Бей их, ребята! Пусть надолго запомнят нашу высоту.
Остаток ночи прошел спокойно. Враг больше не пытался наступать. Но это затишье и волновало Пашухина. Утром противник должен был возобновить атаку. Так подсказывал опыт боев. И. действительно, как только забрезжил рассвет, фашисты открыли сокрушительный огонь по высоте, решив окончательно разделаться с советскими воинами.
Тридцать минут шла артиллерийская канонада. Осколками снарядов убило двух бойцов. Теперь их осталось десять. Одиннадцатым был Охапкин, двенадцатым — Пашухин.
Мысль Пашухина работала лихорадочно. Пробираясь по окопу, он говорил ополченцам:
— Не бойтесь! Приготовьте гранаты и ждите. Как только пехота приблизится, будем забрасывать ее гранатами.
Бойцы слушали политрука молча, сосредоточенно готовясь к бою. Они положили гранаты у ног и ждали. Вот открыли огонь наши пулеметы. Часто меняя позиции, они создавали видимость, что на высоте находится большое подразделение. Гитлеровцы залегли. Они что-то остервенело кричали.
В нескольких шагах от Пашухина упал П. А. Петров. Пулеметная очередь сразила Самошкина и Сумкина. Гитлеровцы снова поднялись и пошли на высоту. Перебегая по окопу, Пашухин увидел, что на правом фланге яростно стреляет из ручного пулемета лишь один Охапкин. Остальные бойцы либо убиты, либо тяжело ранены. Пашухин осмотрелся кругом, схватил валявшийся под ногами ручной пулемет и стал стрелять.
Фашисты подошли совсем близко. Плотной группой они бежали прямо на политрука. А он, прицелившись, выпустил очередь пуль. Пашухин видел, как гитлеровцы, спотыкаясь, падали, а остальные, не выдержав огня, начали отползать. Внезапно Пашухин почувствовал сильный удар в правое плечо. Он не сразу понял, что ранен. Но рука стала неметь, по телу поползло что-то теплое и липкое. Политрук скатился в окоп. Собрав силы, он левой рукой потащил пулемет к Охапкину. Крики гитлеровцев слышались почти рядом. Около Пашухина разорвалась граната. Снова он ощутил тупые удары, теперь уже по ногам. От большой потери крови Пашухин ослабел. Но на секунду сознание прояснилось. Он посмотрел в сторону Охапкина. Несколько фашистов обходили его. Пашухин, напрягая силы, взял в левую руку гранату, прижал ее грудью, выхватил чеку и бросил в группу фашистов. Тут же он провалился в глубокую яму. Больше он ничего не помнил.
Подоспевшее к высоте свежее подразделение разгромило фашистов. Только потом, подбирая убитых, бойцы нашли политрука Пашухина.
Очнулся политрук в медсанбате. «А где же Охапкин? Что случилось с ним? Неужели погиб? Как высота?» — вертелось в голове.
К вечеру в палату, где лежал Пашухин, зашел заместитель начальника госпиталя и передал записку от Охапкина. Тот получил легкую контузию, в госпиталь не пошел и остался в части. Он писал, что П. А. Петров не убит, а тяжело ранен, что высота осталась за ополченцами. Пришло большое подкрепление.